Митрополит александр введенский. Патриарх сергий и митрополит александр введенский Свидетельство о Кушвинском периоде жизни А.П.Введенского из книги о почитаемом в курганской и шадринской епархии священнике Григории Пономареве

Алекса́ндр Ива́нович Введе́нский (30 августа , Витебск - 25 июля , Москва) - протоиерей, в обновленческом расколе - митрополит, один из лидеров обновленческого движения в Православной Российской Церкви в -1946 годах . Постоянный член обновленческого Священного Синода; Ректор Московской Богословской Академии (открыта в октябре 1923 года); с 10 октября 1941 года «первоиерарх Православных Церквей в СССР ».

Проповедник и христианский апологет. Именовал себя «митрополитом-Апологетом-Благовестником». В 1920-е годы имел репутацию непревзойдённого оратора благодаря своим выступлениям на публичных диспутах с «антирелигиозниками» (в 1929 году подобные диспуты были запрещены в связи с изменениями в 4 статье Конституции).

Биография

«Особенно выделяется теперь отец Александр Введенский. Он пользуется громадной популярностью, за ним ходят толпы народа. Приезд его для служения в какую-нибудь церковь производит сенсацию. Из него уже сделали фетиш: рассказывают даже о целом ряде его чудес. Это молодой человек 32 лет, с университетским образованием, окончил два факультета, с большой эрудицией, увлекательный оратор. Так как собеседования, устраиваемые им по разным частным учреждениям, собирали такое скопление народа, что залы не могли вместить, и вокруг здания были большие сборища толпы, рвавшейся его послушать, то власти запретили ему собеседования. Он перенес их в церковь. Все его речи чужды всякой политики; мне случилось присутствовать на двух из бесед. Темы были: „Об унынии“, а вторая: „Что такое счастье?“. Я вынесла глубокое впечатление, громадная эрудиция, глубокая вера и искренность. Проповеди его совсем своеобразные. Много тепла, сердечности, дружественности, я бы сказала: под впечатлением его слов озлобление смягчается. Чувствуется его духовная связь с паствой. Богослужение его - экстаз. Он весь горит и все время приковывает внимание, наэлектризовывает вас..

Популярность и деятельность этого священника уже у властей на примете.»

Резолюция Патриарха была выдана за его «отречение». Вместо митрополита Агафангела, который в то время находился в Ярославле, священники обратилась к находившемуся в Москве патриаршему викарию епископу Леониду (Скобееву) , который возглавил деятельность группы, названной Высшим церковным управлением (ВЦУ). На следующий день епископа Леонида (Скобеева) на этом посту заменил епископ Антонин (Грановский) .

26 мая 1922 года вместе со священниками Владимиром Красницким и Евгением Белковым объявлен митрополитом Петроградским Вениамином (Казанским) отпавшим от общения с церковью за самовольные действия, поскольку, как отметил митрополит в своём «Послании» к пастве от 28 мая, «от святейшего патриарха никакого сообщения о его отречении и учреждении Высшего нового церковного управления до сего времени мною не получено» . В дальнейшем это отлучение было снято епископом Алексием (Симанским) под страхом расстрела митрополита Вениамина.

6 июля 1922 года подписал «Ходатайство группы духовенства-„Живой церкви“ о помиловании приговоренных к расстрелу по делу петроградского духовенства и верующих », авторы которого «преклоняясь перед судом рабоче-крестьянской власти», ходатайствовали перед Петрогубисполкомом «о смягчении участи всех церковников, осужденных высшей мерой наказания, в особенности: Чельцова, Казанского, Елачича, Плотникова, Чукова, Богоявленского, Бычкова и Шеина» .

В октябре 1922 года возглавил одну из структур обновленчества - «Союз общин Древле-Апостольской Церкви» (СОДАЦ), цели и задачи которого он определял в апреле 1923 года следующим образом: «Инициатором в вопросе о подлинной реформе церкви является руководимый мной „Союз общин древле-апостольской церкви“, поставивший своей задачей борьбу с современной буржуазной церковностью и введение в жизнь церкви подлинных, забытых самими верующими принципов христианства <…>»

В конце апреля - начале мая 1923 года - активный участник «Второго Всероссийского Поместного Священного Собора» (первого обновленческого), на котором подписал постановление Собора о лишении сана и монашества святейшего Патриарха Тихона .

Прежде всего это человек порыва. Человек необузданных страстей. Поэт и музыкант. С одной стороны - честолюбие, упоение успехом. Любил деньги. Но никогда их не берег. Раздавал направо и налево, так что корыстным человеком назвать его нельзя было. Любил женщин. Это главная его страсть. Но без тени пошлости! Он увлекался страстно, до безумия, до потери рассудка.

И в то же время в душе у него было много красивых, тонких ощущений: любил музыку (ежедневно по 4, по 5 часов просиживал за роялем. Шопен , Лист , Скрябин - его любимцы), любил природу. И, конечно, был искренно религиозным человеком.

Особенно радостно он переживал Евхаристию: она была для него Пасхой, праздником, прорывом в вечность. Мучительно сознавал свою греховность, каялся публично, называл себя окаянным, грешником. Обращаясь к народу, говорил: «Вместе грешим перед Христом, будем вместе и плакать перед ним!»

А потом наступал какой-то спад; и сразу проступали мелкие, пошленькие черточки в его характере: любовь к сплетням, детское тщеславие и, что хуже всего, трусость. Трусость в соединении с тщеславием и сделали его приспособленцем, рабом советской власти, которую он ненавидел, но которой все-таки служил…

В 1935 году вторично женился, оставаясь при этом «митрополитом».

«В 1937 году Александр Иванович чудом избежал ареста. В течение всего года он жил под дамокловым мечом.»

С 10 октября 1941 года - «первоиерарх Православных Церквей в СССР» с титулом «Святейшего и Блаженнейшего Великого Господина и Отца». В конце октября 1941 года присвоил себе сан «патриарха» и 4 декабря 1941 года инсценировал «патриаршую интронизацию», но из-за негативной реакции обновленческого духовенства был вынужден через месяц после «интронизации» отказаться от этого сана и оставил за собой титул «первоиерарха» и «митрополита».

С октября 1941 по осень 1943 года находился в эвакуации в Ульяновске . В 1942 году - начале 1943 года воссоздал обновленческие церковные структуры на местах: замещал вдовствующие кафедры, совершал архиерейские хиротонии. Многие храмы в этот период открывались как обновленческие (Средняя Азия, Тамбов).

В 1943 году советской властью был взят курс на ликвидацию обновленчества. Обновленцы в массовом порядке переходили в Московский патриархат . Безуспешно пытался удержать епископов-обновленцев, принуждаемых властью переходить в Русскую православную церковь.

4 марта 1944 года Введенский обратился к «великому предводителю армии и страны» Сталину с письмом, в котором известил, что «желая принять посильное участие во всенародном подвиге, внёс 4 марта в Московскую городскую контору Госбанка мой драгоценный архиерейский наперсный усыпанный изумрудами крест». В ответе (опубликованном в «Известиях» 21 апреля 1944 года) Сталин благодарил Введенского от лица Красной армии и передавал свой привет, однако именовал его не «первоиерархом», а «Александром Ивановичем».

Рабочие завода разбивают церковную утварь молотками / Фото: Владимир Родионов

«Не прошла безнаказанно для юного Хлестакова…»

Сын директора Витебской гимназии Саша Введенский был классическим «мальчиком из хорошей семьи»: пожиратель книг, любитель музыки, но и не без причуд. Родителей он шокировал не декадентскими стрижками, не футуристическими рубахами и не участием в подпольных кружках (в те годы от гимназистов ждали чего-то в этом роде), а экзальтированной религиозностью. После гимназии был Санкт-Петербургский университет. Увлеченный вопросами религии провинциал посещал заседания знаменитых религиозно-философских собраний и старался пользоваться всеми возможностями интеллектуальных развлечений, которыми изобиловала столица. Как и положено прибывшему в Петербург молодому человеку, Александр Введенский принялся покорять мир. И первым шагом на этом пути должна была стать работа, посвященная современному неверию.

___

Чтобы собрать материал для бессмертного труда, Введенский поместил в газете анкету, в которую входили 11 вопросов, касающихся веры и неверия. В этом предприятии не было бы ничего необычного, если бы не одна деталь. Автор просил направлять ответы Александру Ивановичу Введенскому, проживающему на 1-й линии Васильевского острова. При этом студент не мог не знать о своем знаменитом соседе и полном тезке, философе, профессоре Санкт-Петербургского университета Введенском. Большинство людей, поспешивших ответить на вопросы анкеты, не сомневались, что оказывают услугу уважаемому профессору. И, когда открылась правда, все страшно обиделись. «Известная проделка 20-летнего юноши А. И. Введенского,- писали “Биржевые ведомости”,- воспользовавшегося совпадением своего имени, отчества и фамилии с именем популярного профессора А. И. Введенского для открытия в газете “Речь” религиозной анкеты, не прошла безнаказанно для юного Хлестакова. Огромное количество писем, именовавших легкомысленного недоросля на конвертах “его превосходительством”, “профессором СПб. Университета” и пр., сразу открыло домашним глаза на характер его поступков и сделало смелого юношу посмешищем чуть ли не всего квартала по Первой линии Васильевского острова, где он живет. …Квартиру, в которой снимает комнату злополучный молодой человек, стали осаждать ежедневно десятки людей, приходивших требовать обратно свои письма. …Многие из ответивших на анкету решили привлечь молодого человека в судебном порядке за обман. Одна дама обратилась к содействию административной власти».

До судебного преследования дело, конечно, не дошло. Тем более что профессор Введенский написал в редакцию: он знает о студенте-однофамильце, и почта их регулярно путает. Этот скандал как раз и оказался главным событием первого проекта Александра Введенского. Статья, написанная на материалах анкет, хоть и была напечатана в одном из церковных журналов, но не представляла ничего особенного. О причинах неверия и кризисе церкви в те годы не писал только ленивый.

«Правильно, молодой человек, вы нахал - так и надо…»

После окончания университета Александр Введенский совершил еще один эксцентричный поступок - принял сан священника.

Вплоть до революции подавляющее большинство русских священнослужителей происходило из священнических семей. Представители других сословий, конечно, иногда тоже принимали сан, но это случалось нечасто и воспринималось как нечто экстраординарное. Кроме того, нервный и экзальтированный молодой человек менее всего был похож на православного священнослужителя. Все обращения к архиереям с просьбой о рукоположении наталкивались на отказы - прямые или непрямые.

В конце концов Александр Введенский обратился к ректору Петербургской духовной академии с просьбой разрешить сдать экзамены за полный курс. Об этой встрече сохранился рассказ самого Введенского, записанный мемуаристом. «Что вам, собственно, от нас нужно?» - «Знаний».- «Ну, полно вздор нести - это после университета-то?» - «Я хочу стать священником, но меня нигде не берут, так вот я решил приобрести диплом Духовной академии».- «Вот это другой разговор. Правильно, молодой человек, вы нахал - так и надо, сдавайте».

Правда, академический диплом не решил проблем с рукоположением. И лишь некоторое время спустя Введенскому повезло. На него обратил внимание Георгий Шавельский, занимавший пост протопресвитера армии и флота, то есть координировавший деятельность всех полковых священников. Шавельский был человеком энергичным, имел репутацию либерала и искал ярких сотрудников, способных убеждать солдат и офицеров.

Впоследствии, Введенский говорил, что он «шел в церковь с твердым намерением сокрушить казенную церковь, взорвать ее изнутри». Но этот рассказ кажется скорее красивой фразой, чем действительным мотивом. Несомненно другое: с самого первого дня Введенский не пытался мимикрировать и, так сказать, попадать в общий стиль.

Сразу после рукоположения, служа свою первую литургию, молодой священник вдруг начал читать «Херувимскую песнь» так, как декаденты читали свои стихи.

Впоследствии Введенский рассказывал о том, как уже при Временном правительстве он ездил на фронт, чтобы агитировать солдат воевать до победного конца, и покорил их своим красноречием. Даже если Введенский, по обыкновению, рассказ и приукрасил, доподлинно известно, что ко времени большевистской революции он приобрел определенную известность в качестве оратора. Молодой священник не только проповедовал на фронтах, но и участвовал в публичных диспутах, проводившихся тогда во множестве.

Однако по отношению к церковной жизни, которая в те годы была очень интересной и насыщенной, он оставался абсолютным маргиналом. Введенский не участвовал в огромной работе по подготовке поместного собора, призванного реформировать систему церковного управления и освободить православную церковь от государственной опеки. А ведь когда человек считает себя церковным реформатором, ему вроде бы не пристало дистанцироваться от самого масштабного реформаторского проекта эпохи. Если верить биографам, то как раз в те годы Введенский экстерном окончил несколько петроградских вузов, став дипломированным биологом, физиком, математиком и юристом. Названия этих вузов почему-то нигде не приводятся - сведения, по всей видимости, почерпнуты из устных рассказов Введенского о себе любимом, записанных авторами мемуаров.

«Мы же с вами не в Гефсиманском саду…»

Большевики ликвидировали ведомство военного и морского духовенства, однако группа молодых священников, работавших там, обрела нового покровителя. Им стал петроградский митрополит Вениамин, который - уникальный факт в истории Русской церкви - был не назначен на кафедру, а избран верующими.

Новоизбранный архиерей старался создавать в церковной жизни, как теперь говорят, горизонтальные связи и поддерживал всех, кто был готов работать. При митрополите Вениамине священник Александр Введенский занимался налаживанием отношений со светскими властями - переговоры были непростыми. Дело в том, что в 1921–1922 годах Русская церковь энергично боролась с голодом, который свирепствовал в стране. При этом пришедшие к власти большевики пытались, и довольно успешно, использовать голод для антицерковной пропаганды. Вместо того чтобы позволить церковным организациям самостоятельно собирать средства и передавать в помощь голодающим церковную утварь, практиковались насильственные изъятия, которые проводились в грубой форме (так, оклады икон сминались ногами). Власть провоцировала выступления, на которые можно было бы ответить репрессиями. «Изъятие ценностей,- писал Ленин в секретном письме,- должно быть проведено с беспощадной решительностью, безусловно, ни перед чем не останавливаясь и в самый кратчайший срок. Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше».

...Именно теперь и только теперь, когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов , мы можем (и потому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления. Именно теперь и только теперь громадное большинство крестьянской массы будет либо за нас, либо, во всяком случае, будет не в состоянии поддержать сколько-нибудь решительно ту горстку черносотенного духовенства и реакционного городского мещанства, которые могут и хотят испытать политику насильственного сопротивления советскому декрету...

На съезде партии устроить секретное совещание всех или почти всех делегатов по этому вопросу совместно с главными работниками ГПУ, НКО и Ревтрибунала. На этом совещании провести секретное решение съезда о том, что изъятие ценностей, в особенности самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть произведено с беспощадной решительностью, безусловно ни перед чем не останавливаясь и в самый кратчайший срок. Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать.

Для наблюдения за быстрейшим и успешнейшим проведением этих мер назначить тут же на съезде, то есть на секретном его совещании, специальную комиссию при обязательном участии т. Троцкого и т. Калинина, без всякой публикации об этой комиссии с тем, чтобы подчинение всей этой операции было обеспечено и проводилось в общесоветском и общенародном порядке . Назначить особо ответственных наилучших работников для проведения этой меры в наиболее богатых лаврах, монастырях и церквах... - mamlas/

В связи с помощью голодающим и изъятием церковных ценностей священнику Александру Введенскому приходилось регулярно иметь дело с большевистскими властями. По всей видимости, Введенский зарекомендовал себя как человек, на слабостях которого можно при необходимости сыграть.

…Возглавлявший Русскую церковь патриарх Тихон был помещен под домашний арест и фактически лишен возможности выполнять свои функции. Вскоре после ареста патриарха Введенского вызвали в Москву. Поздно вечером 12 мая 1922 года после соответствующего инструктажа четверо священников: Введенский, Красницкий, Белков и Калиновский, а также псаломщик Стадник были доставлены в московское подворье Троице-Сергиевой лавры, где под домашним арестом находился патриарх Тихон. На предложение незваных гостей отойти от управления церковью вплоть до созыва очередного собора поднятый с постели патриарх ответил отказом. «Был я тогда молод и горяч,- вспоминал впоследствии Введенский,- считал, что я даже стену могу убедить. Говорю, говорю, убеждаю, а патриарх на все отвечает одним словом: нет, нет, нет. Наконец, и я замолчал. Сидим мы против него и молчим». В конце концов патриарх согласился временно передать власть одному из не прогнувшихся перед большевистской властью митрополитов. Но до прибытия преемника в Москву церковное делопроизводство передавалось пришедшим к патриарху священникам.

Временная передача канцелярии - это не передача власти. Но у большевиков имелись все возможности не допустить в Москву никого из тех, кого патриарх Тихон назвал в качестве своих преемников. Уже на следующий день после передачи канцелярии «группа прогрессивного духовенства» (в народе за ними закрепилось наименование «обновленцы») выпустила воззвание, которое сразу же напечатала «Правда». Ситуация складывалась странная. С одной стороны, группа не имела никакого церковного статуса, с другой - ее материалы шли от патриаршей канцелярии, поэтому создавалось впечатление, что все происходит с разрешения арестованного патриарха.

Вместо патриарха во главе церкви вдруг оказалось таинственное Высшее церковное управление (ВЦУ), в состав которого входили никому не известные люди. Требовалось убедить верующих в том, что этот орган является легитимным, хотя он таковым не был. Единственное, чем ВЦУ могло похвастаться, так это поддержкой государства, как информационной (подцензурная пресса всячески рекламировала церковную революцию), так и силовой в лице ГПУ и других карательных органов.

Нужно было быстро, пока никто не успел опомниться, заставить всех признать законность церковного переворота. В Петроград Александр Введенский ехал с мандатом «действительного члена ВЦУ». Опытный переговорщик, он должен был убедить Петроградского митрополита признать церковную революцию и подчиниться ВЦУ. Однако этот план провалился. Митрополит Вениамин не признал легитимности ВЦУ и отлучил от церкви петроградских священников, вошедших в этот орган. Точки над «i» были расставлены: орган, члены которого отлучены от церкви, уже не может претендовать на управление ею. Переговоры стали невозможными.

На другой день после того, как в петроградских храмах огласили этот указ, митрополита Вениамина арестовали. Александр Введенский присутствовал при аресте, поскольку должен был в качестве представителя ВЦУ принимать канцелярию. «Завидев митрополита,- читаем у Анатолия Краснова-Левитина, который близко знал Введенского,- он подошел к нему под благословение. “Отец Александр, мы же с вами не в Гефсиманском саду”,- спокойно сказал владыка, не давая своему бывшему любимцу благословение, а затем, все с тем же спокойствием, выслушал объявление о своем аресте».

Трудно себе представить большего удара по репутации обновленчества, чем арест всенародно избранного митрополита. В том, что заказчиками этого ареста являются Введенский и его окружение, кажется, не сомневался никто. Между тем протоиерей Введенский прекрасно понимал, что арест митрополита портит его реноме непоправимо, и собирался на процессе выступать на стороне защиты.

___

Но этого не произошло, поскольку в первый день процесса какая-то женщина бросила в Введенского камень и он угодил в больницу с сотрясением мозга. А показательный процесс закончился смертным приговором для десяти подсудимых, шестеро из которых были помилованы, а четверо, в том числе митрополит Вениамин,- расстреляны.

«Две молоденьких, очень декольтированных стенографистки бросили запись: они слушают»

Все, кто хоть немного соприкасался с церковной жизнью тех лет, знали про контакты Введенского с ГПУ и его роли в процессе петроградского духовенства. Но люди, далекие от церкви, знали его, как бы мы сейчас сказали, скорее как шоумена, участника диспутов, на которые выстраивались гигантские очереди. Варлам Шаламов, посещавший эти диспуты в свою бытность студентом Московского университета, в поисках контрамарки отправился на прием к Введенскому и вернулся счастливым обладателем билета на два лица.

При достаточно жесткой борьбе государства с религией власти терпели подобные диспуты почти что до середины 1930-х годов. Такая мягкость властей объяснялась двумя причинами. С одной стороны, большевики были заинтересованы в определенном пиаре «красной церкви», поскольку это должно было способствовать углублению церковного раскола. С другой - не сомневались, что ни один священнослужитель не устоит перед светом разума и атеизма, и считали подобные диспуты идеальной формой атеистической работы. Что было ошибкой.

___

Присущая Александру Введенскому хлестаковская «легкость в мыслях необыкновенная» в полной мере проявлялась во время его публичных выступлений. Судя по многочисленным мемуарам, Введенскому удавалось брать верх даже в споре с таким серьезным противником, как Луначарский. Вот как описывает один из таких диспутов посетивший Москву и наблюдавший одну из полемик французский иезуит Мишель Д’Эрбиньи: «Странное зрелище представляла эта атеистическая толпа, которую покорял силою своего слова епископ (обновленцы ввели женатый епископат, и Введенский стал епископом.- “Ъ”). Шесть раз вырывал он ее почти единодушные аплодисменты, когда он вознес хвалу Богу, религии и божественности Христа. …Рабочие, солдаты, студенты аплодировали вместе со священниками; две молоденьких, очень декольтированных стенографистки бросили запись: они слушают».

___

Успех лекций Введенского признавали и советские лидеры. На состоявшемся в 1928 году заседании оргбюро ЦК ВКП(б) Лазарь Каганович жаловался на то, что провинциальным атеистам нечего противопоставить Введенскому: «Приехал Введенский в Харьков, у нас не было достаточно подготовленных людей, способных выступить против такого блестящего оратора. Введенский нас покрыл. Нужно создать кадры людей, способных вести борьбу против таких проповедников».

Практически все мемуаристы сходятся в том, что во время диспутов Александр Введенский проявлял фантастическую эрудицию и способность оперировать последними данными естественных и гуманитарных наук.

Шаламов утверждал даже, что во время выступлений Введенский цитировал «на десятке языков философию, социологию всех лагерей и наук».

В советском языке слово «научный» звучало как заклинание. Науке было принято верить безоглядно. Еще революционные демократы ввели моду вскрывать лягушек, чтобы доказать отсутствие души и несостоятельность теологических построений. Но в первой четверти XX века все поменялось. Открытия физиков стали расшатывать механистическую картину мироздания. И христианские апологеты заметили это достаточно быстро. Теперь уже материалисты боролись с «эмпириокритицизмом» и «физическим идеализмом», а Александр Введенский называл Альберта Эйнштейна своим великим современником и охотно цитировал только что появившиеся на русском «Физические очерки» Макса Планка.

Самым удивительным было то, что апологетические тексты Введенского могли публиковаться в советской печати. Кое-что печатали и сами обновленцы, которым власти еще не перекрыли доступа к типографии. Но самым замечательным было то, что стенограммы диспутов с VIP-большевиками попадали и в официальные советские издания.

___

В виде отдельной брошюры вышла стенограмма двух диспутов Введенского с Луначарским, хотя на обложке в качестве автора был указан лишь второй. В дальнейшем брошюра перепечатывалась в различных советских сборниках «А. В. Луначарский о религии». Кажется, это единственный текст в защиту православия, выходивший в качестве атеистической литературы. Александр Иванович не дожил до этих переизданий, но можно себе представить, как бы он радовался им. Мистификации за гранью дозволенного явно были его стихией.

«Стала А. М. Коллонтай у гроба рядом с женами А. И. Введенского…»

Обновленческое движение, лидером которого был Александр Введенский, имело довольно бурную внутреннюю историю. Обновленческие группировки объединялись, распадались, признавали друг друга - и быстро расплевывались. Борьба амбиций, отсутствие строгих правил игры и короткий поводок, на котором обновленческих лидеров держало государство,- прекрасная почва для интриг и склок. При этом поддержкой у верующих обновленцы не пользовались: принадлежащие им храмы, как правило, стояли пустыми. Первые годы оставалась надежда на то, что всемогущее государство не даст в обиду свою «красную церковь», но к концу 1920-х, когда государственная поддержка исчезла, деятельность обновленческих лидеров потеряла всякий смысл.

Александр Введенский вел жизнь VIP в отставке. Формально он и вправду был очень важной персоной. В 1923 году, после того как обновленцы допустили женатый епископат, Введенский стал епископом Крутицким. А в 1935 году, уже женатый во второй раз,- митрополитом. И это притом, что церковные каноны ни при каких условиях не разрешают священнослужителям вступать во второй брак.

___

Громкие звания Введенский любил. Кроме него, никто и никогда не носил титул «митрополит-апологет-благовестник». Хотя и сам он прекрасно понимал, что все это - ничего не значащие побрякушки. Сохранился замечательный рассказ о том, как соседка по квартире, обращаясь к Введенскому, говорила: «Ваше величество». На удивленный вопрос человека, услышавшего такое обращение, Введенский ответил: соседка знает, что у него есть какой-то экзотический титул, но не помнит, какой именно. Постоянную радость доставляли ему лишь музыка (со студенческих лет он практически ежедневно проводил несколько часов за фортепьяно) и богослужение. А еще появился страх. В 1930-е обновленцев арестовали точно так же, как и сторонников патриаршей церкви. Ожидая, что за ним могут прийти в любой момент, Введенский завел тетрадочку, на обложке которой было написано: «Мои мысли о политике. Дневник только для себя». Время от времени здесь появлялись записи о мудрости великого Сталина, слова возмущения в адрес саботажников и шпионов. Делалось это для того, чтобы после ареста ее приобщили к делу, и следователь мог убедиться, что Введенский думает именно так, как следует думать светскому человеку.

___

В войну Введенский вместе с лидерами других религиозных группировок был эвакуирован в Ульяновск, где ему разрешили выбрать любое церковное здание. И хотя выяснилось, что выбранное им церковное здание принадлежало Министерству государственной безопасности, обещание было выполнено, и храм передан. «И сейчас, в старости,- писал человек, присутствовавший на тех службах,- манера служить у него осталась прежняя, полудекадентская: от каждого слова, от каждого жеста веяло Блоком, Сологубом - дореволюционным декадентским Петербургом».

А после войны все закончилось. Власти сделали ставку на Московскую патриархию, и обновленческая авантюра завершилась. Введенский начал переговоры с Московской патриархией о своем присоединении, однако в сане митрополита принимать его никто не собирался. Митрополита-апологета-благовестника были готовы принять лишь в качестве мирянина. Должность сотрудника «Журнала Московской патриархии», которую ему предложили, Введенского не устраивала. Воссоединение не состоялось.

___

Александр Введенский скончался в 1946 году. Его отпевали в московском храме Пимена Великого, последнем обновленческом храме. «Я пришел в храм в десять утра,- вспоминал артист Малого театра Анатолий Свенцицкий.- Заупокойная литургия еще не началась. Пожилые женщины в народе высказывались об Александре Ивановиче крайне резко: “Да какой же он митрополит! Смотрите: три жены у гроба, все тут...” Народ почти не осенял себя крестным знаменем. Служба все не начиналась, кого-то ждали. Очевидно, архиерея, подумал я. Но кто же будет отпевать Введенского? Распорядители попросили народ расступиться, и в храм вошла и медленно пошла ко гробу... Александра Михайловна Коллонтай. Я ее хорошо знал в лицо, не раз встречал в Доме актера. Шла легендарная Коллонтай, бывший посланник, организатор небезызвестного общества “Долой стыд”, коммунистка, правда, уже давно в немилости и не у дел, но репрессиям не подвергавшаяся. Все еще эта бывшая дворянка, генеральская дочь, была импозантна: черное платье, орден Ленина на все еще пышной груди, в руках огромный букет красных и белых роз. Стала А. М. Коллонтай у гроба рядом с женами А. И. Введенского».

Эта книга знакомит читателя с жизнью и трудами приснопамятного протоиерея Александра Введенского, истинного исповедника православной веры – замечательного проповедника и полемиста ХХ столетия. Работы отца Александра продолжают традицию древних апологетов, в своих сочинениях защищавших основные положения христианского вероучения. В предлагаемую Вашему вниманию книгу вошли две работы отца Александра: «Причины религиозных сомнений» и «Сомнения в Божестве Иисуса Христа». И хотя со времени их написания прошло более полувека, основные темы, поднятые автором, остаются актуальными.

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Жизнеописание протоиерея Александра Введенского и его труды (М. К. Введенский, 2006) предоставлен нашим книжным партнёром - компанией ЛитРес .

Краткое жизнеописание протоиерея Александра Введенского

Александр Петрович Введенский родился 8 октября 1884 года на Юге Российской Империи, в Черниговской губернии. Отец его был православным священником, и сын, отдавая дань обычаям русской старины, пошел по стопам своего родителя. В те времена подобный «семейный подряд» являлся устоявшейся традицией, а сословность служила одним из столпов православного государства. Надо отметить тот факт, что из всех сословий Царской России в России современной, несмотря ни на какие катаклизмы ХХ столетия, сохранилось именно священство, и в этом парадоксе можно узреть несомненное чудо Божие.

В 1905 году Александр Введенский окончил Черниговскую духовную семинарию. Еще во время учебы Александр Петрович познакомился со своей будущей женой – Софьей Максимовной (в девичестве Журавлевой). Спустя многие годы матушка Софья рассказывала внукам о том, что в то время, когда Александр Петрович учился в семинарии, она горячо молила Господа, чтобы Саша стал ее мужем. Молитва юной христианки была услышана – Софья Максимовна вышла замуж за Александра Петровича, став ему верной спутницей и надежной помощницей в нелегком пастырском труде.

В 1909 году Александр окончил Московскую духовную академию со степенью магистранта богословия. 14 сентября того же года он был рукоположен в священнический сан и назначен законоучителем 2-й мужской гимназии в городе Одессе.

С 1915 по 1919 годы отец Александр служил законоучителем в Одесском реальном училище, имевшем в ту пору свой храм во имя святого благоверного Великого Князя Александра Невского – небесного покровителя батюшки. В 1919 году его назначили священником Вознесенской (Мещанской) церкви города Одессы. В 1925 году он становится настоятелем Ботанической церкви. В 1927 после печально известной Декларации митрополита Сергия (Страгородского) о лояльности Православной Церкви к советской власти отец Александр принимает сторону митрополита Иосифа (Петровых) – будущего священномученика, одного из духовных лидеров православных катакомб, не принявшего политику владыки Сергия. Спустя четыре года отец Александр берет под свое духовное окормление Алексеевскую церковь.

Семинарист Александр Введенский

В Одессе батюшка был широко известен в церковных кругах по диспутам с обновленцами. Еще в первые годы революции отец Александр, не страшась преследований, смело обличал обновленческую ложь, порожденную большевиками. Тем самым он спас от соблазна многие души, поскольку смута охватила тогда немалую часть православных одесситов, ведь враг рода человеческого, как известно, может прельстить даже избранных. Позже отец Александр расскажет своему внуку Михаилу, как в тревожные дни революции и гражданской войны его на диспуты с обновленцами всегда сопровождали крепкого телосложения прихожане, потому что в то время на улицах стреляли и было небезопасно проводить подобные встречи.

Сыновья о. Александра: Дмитрий и Константин. 1916

В те трудные для Церкви годы отец Александр был одним из немногих оставшихся в советской России священнослужителей, получивших до революции высшее духовное образование. И не удивительно, что местные большевики постоянно информировали Москву об опасности пребывания протоиерея Введенского в Одессе. Искуснейший проповедник – отец Александр представлял идеологическую опасность для советской власти, поэтому в 1933 году его приговорили к трем годам ссылки на Беломорканал.

В 1936 году батюшка вышел на волю, но какая была эта воля! Приближался период «безбожной пятилетки», советская власть завершала тотальное уничтожение православных храмов, почти все высшее духовенство находилось в заточении. Многие священнослужители приняли мученическую кончину, те же, кто остался в живых, лишились своих приходов, поэтому отец Александр был вынужден временно уйти на гражданскую работу. Промысл Божий направил его в суровый Уральский край, где и в добрые царские времена православных насчитывалось в два раза меньше, чем в средней полосе России, в период же безбожной пятилетки действующих храмов на всем Урале можно было и вовсе сосчитать по пальцам. Но даже и в те страшные годы большевистских репрессий, когда за одно неосторожное слово можно было лишиться жизни, батюшка не боялся отстаивать правду. Примером тому служит следующий случай, который нашел отражение в документах Государственного архива.

Родной брат о. Александра Павел Петрович Введенский

Когда протоиерею Александру Введенскому попалось в руки первое издание учебника «История СССР» 1937 года, вышедшего под общей редакцией профессора А. В. Шестакова (эту книгу лично редактировали Сталин, Киров и Жданов), то батюшка сделал ряд критических замечаний, которые направил в Москву. По указанию Жданова профессор Шестаков долго беседовал с отцом Александром и вынужден был согласиться с критикой учебника. В результате чего последующее издание вышло с соответствующими поправками.

В 1937 году отца Александра постигло великое горе. Был расстрелян его родной брат Павел Петрович, одаренный человек. До революции он окончил институт восточных языков, а в годы гражданской войны работал переводчиком при дворе Эмира Бухарского. Жил в Москве до самого ареста. В том же году принял мученическую кончину и почитаемый отцом Александром митрополит Иосиф (Петровых).

Выписка из трудовой книжки А. П. Введенского

В то время была у батюшки и другая скорбь. Для священника невозможность совершения регулярного Богослужения является великим духовным страданием. Но «кто отлучит нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч?» /Рим.8:35/. «Ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем» /Рим.8:39/. Кем только не был батюшка: и бухгалтером, и ревизором на ликеро-водочном заводе, и учителем русского языка. Но каждый день он был с Господом, поскольку молитва к Творцу вселенной не знает преград. Надо сказать, что на работе Александра Петровича Введенского уважали и даже премировали «за образцовое и четкое выполнение производственных заданий». Вот уж действительно «для чистых все чисто»/Тит.1:15/. Истинно верующий человек все делает добросовестно.

Михаило-Архангельский храм в Кушве

Долгих 14 лет отец Александр «тянул лямку» простого советского труженика, и только в 1951 году он получил приход в городе Троицк Челябинской области. В 1953 году батюшку за долгое и усердное служение наградили митрой. Надо сказать, что протоиерей Александр Введенский был известной фигурой в церковных кругах того времени, он вел хорошее знакомство с протопресвитером Николаем Колчицким, управляющим делами Московской Патриархии, а также прекрасно знал все высшее духовенство и мог охарактеризовать каждого иерарха Русской Православной Церкви.

Тридцатого июня 1953 года отец Александр становится настоятелем Михаило-Архангельской церкви в уральском городе Кушва. В период с 1957 по 1959 год он занимает должность благочинного 3-го округа Свердловской епархии.

Годы служения в Кушве

Именно «кушвинский» период в жизни батюшки особенно запомнился его внуку Михаилу Константиновичу Введенскому. Вот небольшой фрагмент из воспоминаний родного внука отца Александра.

Матушка о. Александра Софья Максимовна

«Помню, как один раз в год на Рождество Христово нас с братом Виктором привозил к дедушке наш папа Константин Александрович. Мы приезжали на поезде до станции “Гора Благодать”, где нас ожидала специально посланная дедушкой лошадка с санями. Кучер мчал ее по заснеженным дорогам, и через некоторое время мы попадали в уютный дедушкин домик, который был небольшой, но достаточно крепкий: двор крытый, конюшня, тут же стоял автомобиль “Победа”, на нем все тот же кучер возил дедушку в Свердловское Епархиальное управление. Почему-то эта “Победа” мне запомнилась вся в птичьем помете, но, конечно, перед выездом ее мыли. Мы с братом очень любили в ней сидеть, видимо, с тех пор и зародилась во мне любовь к автомобилям, впоследствии я стал профессиональным водителем.

Помню, как радостно встречали нас дедушка и бабушка Софья Максимовна, усаживали с дороги за стол, перед трапезой все молились и нас очень вкусно кормили. Особенно мне запомнилось, какой изумительный борщ с маслинами готовила бабушка.

Домик в Кушве на улице Зырянова

Перед обедом нам наливали по рюмочке Кагора. После трапезы тоже звучала молитва. Отец Александр очень ревностно соблюдал пост, нам же разрешались некоторые послабления. Кстати сказать, крестили меня в той же Михаило-Архангельской церкви города Кушвы и нарекли Михаилом.

Дедушка был очень добрый. Помню, как меня и брата он брал на колени, как играл с нами. Часто к нему за советом приходили различные люди, дедушка никому не отказывал. Отца Александра Введенского уважали все.

Вспоминается, как, усаживая меня на колени, дедушка говорил: “Какое у тебя интересное имя – Ми-шутка!” – и, повторяя его нараспев, вытягивал ноту “ми” и добавлял: “Шутка!” Еще он любил мне говорить: “Знаешь, внучок, что такое коммуна? Это кому “на”, а кому “нет”.

По всей видимости, дедушка был обижен на советскую власть, но в то время не дозволялось даже намеком осуждать существующий строй, не говоря о том, чтобы прямо высказываться против власти. Но был случай, когда советская власть сама обратилась к отцу Александру за советом. Помню, как об этом мне рассказывал дедушка.

Приходят к нему однажды два молодых человека, хорошо одетые, в галстуках, и представляются сотрудниками КГБ, говорят, что скоро будет Пленум Центрального Комитета КПСС и им поручили встретиться с ним, поскольку известно, что протоиерей Введенский был автором многочисленных трудов, посвященных обличению сектантства. В то время, впрочем, как и сейчас, сектанты приносили серьезный вред не только церкви, но и государству, поэтому уполномоченные просили научить их, как эффективно, с помощью весомых аргументов нужно бороться с сектантами. Вот как ни парадоксально, но тема борьбы с сектантством объединяла тогда интересы Православной Церкви и советского государства.

Епископ Флавиан с духовенством начало 1960-х годов (Четвертый справа о.Александр)

Приведу здесь еще один интересный эпизод из жизни моего дедушки, зафиксированный в документах советской эпохи.

Домик о. Александра в Екатеринбурге на улице Крауля, 3

Из материалов «Очередные задачи идеологической работы партии», автор Л. Ф. Ильичев. Доклад на пленуме ЦК КПСС 18 июня 1963 года:

«…атеистическая работа ведется у нас без размаха, не живо, не напористо, и ведется она часто среди людей, уже освободившихся от влияния религии. “Антирелигиозная пропаганда, – заявил недавно священнослужитель Введенский из Свердловской области, – нам не мешает. Атеисты работают в клубах с атеистами, а мы в церкви – с верующими (смех в зале). Атеисты к нам не ходят, а верующие не ходят в клубы. Мы не мешаем друг другу” (смех в зале)».

Семь лет отец Александр провел в Кушве. 1 июня 1960 года его назначили настоятелем Казанского собора города Нижнего Тагила. В 1962 году батюшка по выслуге лет вышел за штат. В том же году он переехал в Свердловск на постоянное место жительства. Вот как описывает этот последний период его жизни внук протоиерея Александра Михаил Константинович.

«В 1962 году дедушка переехал в Свердловск. Он был за штатом, но посещал многие службы в церкви Иоанна Предтечи и всегда ходил в рясе с наперсным крестом. Много людей приходило к нему за советом в дом на Крауля 3, который стоит и поныне.

Мы жили по своим мирским правилам, поэтому очень нелегко было встречаться с дедушкой на людях, поскольку в советское время священники находились в опале у государства и нас называли поповскими внуками. Но жить в изоляции мы не могли, ведь у нас были друзья. И потому, когда дедушка в 1968 году предложил мне работать в церкви шофером на новой машине “ЗИМ”, я отказался, т. к. одним из условий было отречение от “комсомолии”, как говорил дедушка, а это означало разрыв отношений со всеми друзьями.

Помню, дедушка купил нам радиоприемник “Спидола” и очень просил делать ему записи радиостанции “Голос Ватикана”. Мы приносили ему записанные передачи. Отец Александр очень любил их слушать и использовал записи в своих трудах. Помню, как моя мама Наталия Сергеевна печатала на машинке дедушкины труды с рукописи, возможно, среди них была и работа “Причины религиозных сомнений”.

Дедушка был человеком с живым чувством юмора, который помогал ему во многих жизненных ситуациях. Он был очень добрым и веселым человеком, но в определенные моменты мог становиться строгим и требовательным. Отец Александр всегда ревностно отстаивал интересы Церкви, где бы он ни служил, а это было не просто в то время, когда весь идеологический аппарат государства вел целенаправленную борьбу с “инакомыслящими”. В моих архивах есть любопытный документ, где видно, как дедушка в 1962 году, будучи настоятелем Казанского собора Нижнего Тагила, ревностно отстаивал правду, обличая во лжи финансового инспектора Свердловского Обл. ФО Тихомирова.

Протоиерей Александр Введенский не побоялся написать подробное письмо министру финансов СССР, к сожалению, мне пока не известно, удалось ли тогда дедушке отстоять Казанский собор от незаслуженных поборов.

Фрагмент документа

Привожу некоторые выдержки из этого письма:

«...Товарищ Тихомиров может неуважительно относится к церкви и служителям храма, но как представитель власти обязан быть добросовестным, объективным и уважать советские законы. Памятуя, что однажды его выводы по нашей жалобе были отменены Министром, т. Тихомиров цинично заявляет: “Будете помнить, как на меня жаловаться”...

Считаем уместным напомнить здесь дорогому читателю, что в годы хрущевской «оттепели» гонения на Русскую Православную Церковь возобновились с новой силой. Уничтожались и закрывались многие православные храмы, возвращенные верующим во время Великой Отечественной войны, любое же неповиновение властям беспощадно каралось, и потому возражение советскому начальнику требовало от батюшки определенного мужества и крепкой веры, которая учит человека никого не бояться, кроме одного Бога. Таков был приснопамятный протоиерей Александр Введенский!

Батюшка имел редкий дар: он умел говорить о вере с любым человеком, даже с тем, кто враждебно относился к Церкви. Как-то раз в поезде один военный пытался осмеять отца Александра, указывая на его бороду и подрясник с наперсным крестом, батюшка в ответ на насмешки и издевательства сказал: «Вам, кажется, не нравятся люди с бородой? Так значит, Вы не уважаете Карла Маркса, Фридриха Энгельса и Ленина?» Такой поворот вызвал у пересмешника недоумение. Батюшка умел легко парировать любые выпады против веры и Церкви.

Дополнит духовный портрет отца Александра его внук (родной брат Михаила Константиновича) Виктор Константинович Введенский.

«Вспоминается дедушка, Александр Петрович, могучий старичок с умными, проницательными глазами, с длинной благообразной седой бородой и тяжелыми натруженными руками. Сколько испытаний дал Господь этому человеку. И учительствовал он, и бухгалтером был, и Беломорканал строил. Но нас с братом Михаилом всегда обращал к Богу.

Виктор Константинович Введенский

Дед прежде всего был требовательным к себе, а потом уже ко всем окружающим его людям. Помню, как он говорил, что религиозные сомнения посещают всех людей: и юношей во цвете лет, не оставляют они в покое и стариков. Религиозные сомнения – это тяжелая, мучительная, изнурительная болезнь духа, и его долг и долг всех пастырей заключается в выяснении причин религиозных сомнений и облегчении тяжелых душевных переживаний людей.

Дедушка постоянно в беседе с нами, внуками, замечал, что в дореволюционное время многие из священнослужителей, а в особенности монахи, отвергали науку, считали ее не нужной для верующего человека и потому не брали в руки книг научного содержания. Сейчас же многие известные ученые согласны с тем, что наука без религии слепа, а религия без науки не имеет той базы, которая необходима для сомневающихся людей. Религия и наука, словно два крыла одной птицы, возносят душу к Божественной истине и рассеивают в людях, идущих к вере через разум, религиозные сомнения.

В своей работе «Причины религиозных сомнений» дедушка на примерах, взятых из жизни известных людей, подтверждает многие исторические факты, отраженные в Библии. Обращаясь к науке, он показывает, как можно и нужно рассеивать религиозные сомнения людей, обращать в веру скептиков, делая их духовно крепкими, поскольку, к великому сожалению, не все люди верят священникам на слово, но научные доказательства многие принимают как бесспорный факт существования Творца.

Поражает глубокое видение сути вещей у дедушки Александра Петровича. Меня, как будущего лингвиста, весьма заинтересовало дедушкино замечание о том, что в Библии есть одно “слабое место”, порождающее много мнений и кривотолков. Он разумел под ним сам язык Библии. Ведь эта священная книга написана на различных языках. Многие из них забыты, некоторые считаются мертвыми. Как же можно проверить перевод многих мест из Священного Писания. И он говорил, что волей-неволей здесь приходится прибегать к науке.

Дедушка писал: “Например, в книге Бытия говорится, что Бог создал тело человека из земли, потом вдунул в него дыхание жизни. Зубоскалы-атеисты иллюстрируют этот момент таким образом. Господь месит землю, выделывает куклу и потом одухотворяет ее. Между тем заглянем в словарь еврейских слов и увидим, что слово земля в тексте показана словом “афар” , т. е. измельченный состав земли. По-научному – элементы земли. Значит, научно выразить повествование о творении человека можно так: Бог сотворил человека из тех элементов, из которых сотворена и земля. Так наука объясняет появление человека. Так почему объяснение науки принимается серьезно, а объяснение Библии высмеивается”.

Дедушка, как и бабушка Софья Максимовна, были глубоко верующими людьми. С ними всегда было интересно беседовать, ибо они учили только добру.

Дедушка был знаком с выдающимися людьми той эпохи. Он рассказывал о своем знакомстве с профессором-офтальмологом Филатовым, который в откровенной беседе с дедом признался, что при тяжелых операциях он заказывал водосвятный молебен и сам молился Богу, а потому спокойствие его никогда не покидало, и операции проходили успешно.

От близких своих я слышал, что в религиозных диспутах с Луначарским дедушка всегда выходил победителем. Он часто останавливался на той мысли, что религия полезна не только верующим, но и науке. Везде нужна религия. И на войне, во время боя, и на суде при допросе свидетелей, и на службе, и в школе, и во время болезни, и на базаре, и в торговле. Везде нужна правда, честность и чистота, и все это дается только религией. Отнимите у человека религию, и он превратится в дикое, оголтелое животное.

Так говорил мой дед Александр Петрович Введенский».

Четвертого апреля 1973 года протоиерей Александр Введенский отошел ко Господу. Похоронен батюшка на Широкореченском кладбище Екатеринбурга. Он прожил трудную, но яркую жизнь длиной в 89 лет, 64 года из которых служил в священном сане. За это время сменилось несколько исторических эпох. Отец Александр застал пик величия Российской Империи времен Александра III, правление Святого Царя Мученика Николая II, три революции, Первую мировую, гражданскую войну, интервенцию, репрессии, церковный раскол, Вторую мировую, новые репрессии и период «застоя». Но всегда и везде батюшка самозабвенно отстаивал веру, направляя многие заблудшие души к спасительному пути Православной Церкви!

Отец Александр в последние годы своей жизни

Вечная Твоя память, достоблаженне отче Александре, приснопоминаемый!

(08.10.1884–04.04.1973)

Жизнеописание

Александр Петрович Введенский родился 8 октября 1884 года на Юге Российской Империи, в Черниговской губернии. Отец его был православным священником, и сын, отдавая дань обычаям русской старины, пошел по стопам своего родителя. В те времена подобный "семейный подряд" являлся устоявшейся традицией, а сословность служила одним из столпов православного государства. Надо отметить тот факт, что из всех сословий Царской России в России современной, несмотря ни на какие катаклизмы ХХ столетия, сохранилось именно священство, и в этом парадоксе можно узреть несомненное чудо Божие.

В 1905 году Александр Введенский окончил Черниговскую духовную семинарию. Ещё во время учебы Александр Петрович познакомился со своей будущей женой - Софьей Максимовной (в девичестве Журавлевой). Спустя многие годы матушка Софья рассказывала внукам о том, что в то время, когда Александр Петрович учился в семинарии, она горячо молила Господа, чтобы Саша стал её мужем. юной христианки была услышана - Софья Максимовна вышла замуж за Александра Петровича, став ему верной спутницей и надежной помощницей в нелегком пастырском труде.

Из воспоминаний А.П.Введенского о встрече с профессором МДА Голубцовым.

Я окончил Академию в 1908 г. Следовательно, в июне сего года я простился с любимым всеми студентами профессором Александром Петровичем Голубцовым. С того времени прошло 58 лет. За это время, скажу словами А.С. Пушкина: Немного лиц мне память сохранила. Немного слов доходит до меня, А прочее погибло безвозвратно.

Но наша память подобна догорающей лампе. Вот-вот она погаснет. И действительно - погасла, а через минуту она ярким пламенем вспыхивает, освещает тьму комнаты и вы все видите, как на ладони.

Вот эти вспышки света, появляющиеся в нашем сознании при нажиме памяти, я и хочу предложить вниманию Вашего Высокопреосвященства.

Я окончил Черниговскую Духовную Семинарию первым учеником и как таковой был послан на казенный счет в Московскую Духовную Академию.

Получив прогонные (10 руб.), я 16 августа со страхом и трепетом выехал в Москву. Приехав на Киевский вокзал, а взял извозчика и переехал на Ярославский вокзал. Там уже стоял поезд на Сергиево. Но публики было столько, что нечего было и думать о получении места. Но попался носильщик, которого я и до сих пор с благодарностью вспоминаю. Он схватил мои вещи и, протолкав публику, вошел в вагон и я за ним. Мне попалось место возле окна. Напротив меня сидел солидный человек, внушающий к себе доверие по одному своему виду. Я снял с себя плащ и остался в семинарской тужурке с погонами на плечах, на которых было вышито серебром три больших буквы ЧДС.

- Это что за форма? - спросил приятным баритоном мой сосед.

Я ответил, и между нами завязался приятный разговор, который помню и до сего дне [так в письме].

- Едете в Академию поступать?

- Думаю, что едете во всеоружии?

- Готовился добросовестно, но что толку от моей подготовки.

- Ничего не понимаю.

- Видите в чем дело. В детстве я долго болел. И меня пичкали бромом, который совсем отнял у меня память. Поэтому я урок твержу, но через день забываю его. Так что я едва-едва донесу свои знания до экзамена.

- Ничего, ничего. Господь поможет Вам. Не теряйте только надежды на Него. Теперь по случаю знакомства нашего закусим. Я угощу Вас своими любимыми копчушками. Эта рыбка мягкая, нежная и притом очень вкусная.

Я стал было по своей застенчивости отказываться, хотя страшно хотел есть. Но мой знакомый похлопал меня по плечу и сказал:

- Довольно! Довольно!

Я, помню, оторвал хвостик от положенной на бумагу рыбки, а мой знакомый рассмеялся, положил еще другую и сказал:

- Вот ваша порция. Все поешьте и не отказывайтесь, а то заставлю еще больше есть. Сказано народом: "Гость подневольный человек"!

Закусили, а тем временем поезд подходил к Сергиево.

- Ну, давайте познакомимся. Я - профессор Академии - Александр Петрович Голубцов. А Вас как величают, молодой человек?

- Александр Петрович Введенский.

- Так вы, значит, тезка мой! Очень приятно. Отныне я Ваш помощник и покровитель. Чувствую, что Сам Господь вручил Вас моему попечению. Вашу руку

Мы подали и пожали друг другу руки. Я был на верху счастья, надежд и очарования.

В Сергиево профессор взял извозчика, усадил меня и сам сел рядом со мною. Поехали. Но едва доехали до первого домика, стоявшего на косогоре, как извозчик остановился. Громадная толпа народа перерезала нам путь. Извозчик начал кричать.

- Дорогу, а то всех вас подавлю. Разойдись!

Толпа шарахнулась в сторону и нашему взору предстала необыкновенная картина. А именно. Возле дома стоял совершенно раздетый, но в кальсонах и рубахе человек и кричал:

- Пустите, я хочу приложиться к мощам Преподобного Сергия. А жена его держала за руки и молила:

- Сережа, вернись, оденься, и я вместе с тобой пойду до Преподобного.

- Ах, Боже мой, - вполголоса пробурчал мой тезка. - Да ведь это профессор Академии и домовладелец сего дома лишнюю рюмку хватил и потому куролесит.

Александр Петрович слез с дрожек, подошел к раздетому товарищу и говорил громко, так что и я был свидетелем сего инцидента.

- Сережа, друг мой! В таком виде идти к Преподобному грешно. Ты этак оскорбишь память Преподобного и опозоришь себя. Вернись! Оденься, и мы вдвоем пойдем. Но только сперва протрезвись.

Виновник скандала повиновался и вернулся домой. А Александр Петрович сел на дрожки, довез меня до Академии, поручил швейцару отвести меня до инспектора, а сам вернулся на место происшествия.

"Какой добрый, примерный друг и сослужитель!" - подумал я.

Инспектор повелел швейцару отвести меня в комнату №1, которая была внизу квартиры. И там я познакомился со своими новыми товарищами, приехавшими держать экзамены из Полтавы, Курска, Витебска и Пензы.

Отдохнувши, я принялся повторять предметы, по которым предстоял экзамен. Экзамены начинались 21 августа. В моем распоряжении еще было 2 дня.

Первым экзаменом был письменный. Накануне его Александр Петрович вызвал меня и предложил пройтись по прекрасному саду, расположенному перед Академией. Как только мы вошли во внутрь сада, профессор предложил посидеть и отдохнуть.

Я любовался зданием Академии. Профессор неожиданно задает вопрос:

- А помните, какой писатель назвал русский народ Богоносцем? и почему?

Я ответил: - Ф.М. Достоевский, который знал идеалы русского народа, его пастырей и учителей, воспитавших его на Евангелии и Библии .

- Прекрасно. Вы еще на досуге продумайте эту тему.

Я два дня думал по этому вопросу, а через два дня Инспектор Академии давал ним экзаменационную тему по русскому письменному: "Воспитательное значение Библии ". Я написал благодаря А.П. - на 5.

Сердечное спасибо тебе, мой добрый учитель! За эту помощь я ежедневно утром и вечером молюсь Творцу Вселенной о упокоении твоей доброй души.

Поступив в Академию, я первым долгом счел познакомиться с ее библиотекой. Мне передавали прямо таки басни о всезнающем библиотекаре Попове. Говорили о нем, что он знает так хорошо библиотеку, что назови ему любую книгу, и он скажет - в каком шкафу, на какой полке стоит она.

Захожу кабинет библиотекаря, вижу - сидит Ал-др Петрович и возле него куча книг. То библиотекарь подобрал Нашему папе нужные ему книги. И я заметил, что Наш папа никогда не обременил служителей доставлять ему на дом книги. Всегда сам приносил домой и журналы и книги. С библиотекарем он дружил сам нес да благодарил его за услуги.

В первое воскресение после начала занятий я пошел в Академическую церковь. И там сразу заметил Ал-дра Петровича. Стоял он и молился. Крестное знамение полагал истово, благоговейно и кланялся в пояс. Сначала я думал, что он старообрядец, но оказалось - настоящий православный христианин. Приятно было видеть чистоту православия в его лице. Замечу кстати, что его примеру следовали и студенты всех курсов Академии, а также посещавшие храм из Сергиева Посада.

Как-то раз мой товарищ Щетинин, живший в одной комнате со мной, пришел поздно вечером и говорит:

- Товарищи! Я только что из гостей, был у проф. Голубцова".

- Как же ты попал к нему? - все чуть не разом спросили его.

- А сам профессор позвал меня к себе и попросил меня переписать красивым, четким почерком для печати его рукописи. Сначала я с трудом разбирал его рукописания, а после привык и без труда разбирал его археогогические сочинения. Платит он с листа. И платит очень для меня сходно. Зато супруга его, Ольга Сергеевна, потчует дивными пирогами. Я согласен отказаться от гонорара, но от пирогов - никогда. Такие они вкусные. Куда нашим кондитерам.

Профессор в присутствии Щетинина рассказывал все академические новости. И мы, студенты, завидя Щетинина, спрашивали его, а ну-ка расскажи, что там в сферах слышал. А Щетинин, бывало, отвечал: "Новости не так вкусны, как подовые пироги". И тут в сотый раз описывал их. А раз принес и с собой для пробы. И я пробовал и находил, что таковых действительно не едал на своем веку.

Начались беспорядки. Они порождены были группой наших братушек - Болгар, Сербов, Черногорцев, Румын, Греков, которых в Академии было достаточно, которые не учились, а только играли в карты, пьянствовали, развратничали. Они и подняли шумиху, звали к забастовке. Русские студенты, прежде чем дать свое согласие, порешили узнать мнение проф. Св. Писания Нового Завета Муретова, задав ему такой вопрос: не противоречит ли Св. Писанию забастовка?

Профессор явился на сходку и в присутствии Ректора Еп. Евдокима и др. профессоров дал такой ответ: если вы добиваетесь хорошего, то можно, а если плохого, то нельзя.

Но тут поднялся Александр Петрович и сказал:

- Дорогие студенты! Я очень рад, что вы хотите согласовать свое поведение со словом Божиим. Позвольте в таком случае напомнить слова Ап. Павла: "Всяка душа властем предержащим да повинуется. Несть бо власти, аще не от Бога. Тем же, противляяйся власти - Божьему поведению противляется". Так и вы, дорогие студенты, поступайте, и благословит ваше доброе намерение. Забастовка была сорвана. Ректор Академии, благословляя Александра Петровича, сердечно благодарил его за спасение. Но после братушки привели патентованных агитаторов, и они повернули дело по-другому.

Церковная археология читалась в Академии на 3 курсе. Но я, не дожидаясь пошел к Александру Петровичу еще на 1-м курсе.

Читал он в 4-й аудитории. Я пришел, уселся на последней парте и стал ожидать.

После звонка он через одну минуту тихонько открыл дверь, вошел в аудиторию и остановился. Высокий, представительный, с небольшой бородкой, он выслушал молитву и, поклонившись направо и налево, взошел на кафедру и стал говорить о стилях древних и новых храмов. Подробно остановился на византийском стиле и стал художественно описывать константинопольский храм Св. Софии.

Во время описания я заметил, что румянец появился на его щеках, глаза горели и он был один восторг, одно очарование.

Вот все крохи, которые сохранила мне память о Вашем папе. Общее мнение

Самый благородный,

глубоко верующий -

самый трудолюбивый

и к студентам относился

как брат, более - как родной отец.

В 1909 году Александр окончил Московскую духовную академию со степенью магистранта богословия. 14 сентября того же года он был рукоположен в священнический сан и назначен законоучителем 2-й мужской гимназии в городе Одессе. С 1915 по 1919 годы отец Александр служил законоучителем в Одесском реальном училище, имевшем в ту пору свой храм во имя святого благоверного Великого Князя Александра Невского - небесного покровителя батюшки. В 1919 году его назначили священником Вознесенской (Мещанской) церкви города Одессы. В 1925 году он становится настоятелем Ботанической церкви. В 1927 после печально известной Декларации митрополита Сергия (Страгородского) о лояльности Православной Церкви к советской власти отец Александр принимает сторону митрополита Иосифа (Петровых) - будущего священномученика, одного из духовных лидеров православных катакомб, не принявшего политику владыки Сергия. Спустя четыре года отец Александр берет под свое духовное окормление Алексеевскую церковь.

В Одессе батюшка был широко известен в церковных кругах по диспутам с обновленцами. Еще в первые годы революции отец Александр, не страшась преследований, смело обличал обновленческую ложь, порожденную большевиками. Тем самым он спас от соблазна многие души, поскольку смута охватила тогда немалую часть православных одесситов, ведь враг рода человеческого, как известно, может прельстить даже избранных. Позже отец Александр расскажет своему внуку Михаилу, как в тревожные дни революции и гражданской войны его на диспуты с обновленцами всегда сопровождали крепкого телосложения прихожане, потому что в то время на улицах стреляли и было небезопасно проводить подобные встречи. В те трудные для Церкви годы отец Александр был одним из немногих оставшихся в советской России священнослужителей, получивших до революции высшее духовное образование. И не удивительно, что местные большевики постоянно информировали Москву об опасности пребывания протоиерея Введенского в Одессе. Искуснейший проповедник - отец Александр представлял идеологическую опасность для советской власти, поэтому в 1933 году его приговорили к трем годам ссылки на Беломорканал.

В 1936 году батюшка вышел на волю, но какая была эта воля! Приближался период "безбожной пятилетки", советская власть завершала тотальное уничтожение православных храмов, почти всё высшее духовенство находилось в заточении. Многие священнослужители приняли мученическую кончину, те же, кто остался в живых, лишились своих приходов, поэтому отец Александр был вынужден временно уйти на гражданскую работу. Промысл Божий направил его в суровый Уральский край, где и в добрые царские времена православных насчитывалось в два раза меньше, чем в средней полосе России, в период же безбожной пятилетки действующих храмов на всем Урале можно было и вовсе сосчитать по пальцам. Но даже и в те страшные годы большевистских репрессий, когда за одно неосторожное слово можно было лишиться жизни, батюшка не боялся отстаивать правду. Примером тому служит следующий случай, который нашел отражение в документах Государственного архива.

Когда протоиерею Александру Введенскому попалось в руки первое издание учебника "История СССР" 1937 года, вышедшего под общей редакцией профессора А. В. Шестакова (эту книгу лично редактировали Сталин, Киров и Жданов), то батюшка сделал ряд критических замечаний, которые направил в Москву. По указанию Жданова профессор Шестаков долго беседовал с отцом Александром и вынужден был согласиться с критикой учебника. В результате чего последующее издание вышло с соответствующими поправками.

В 1937 году отца Александра постигло великое горе. Был расстрелян его родной брат Павел Петрович, одаренный человек. До революции он окончил институт восточных языков, а в годы гражданской войны работал переводчиком при дворе Эмира Бухарского. Жил в Москве до самого ареста. В том же году принял мученическую кончину и почитаемый отцом Александром митрополит Иосиф (Петровых).

В то время была у батюшки и другая скорбь. Для священника невозможность совершения регулярного Богослужения является великим духовным страданием. Но "кто отлучит нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч?" {:"":}. "Ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем" {:"":}. Кем только не был батюшка: и бухгалтером, и ревизором на ликеро-водочном заводе, и учителем русского языка. Но каждый день он был с Господом, поскольку к Творцу вселенной не знает преград. Надо сказать, что на работе Александра Петровича Введенского уважали и даже премировали "за образцовое и четкое выполнение производственных заданий". Вот уж действительно "для чистых все чисто" (). Истинно верующий человек все делает добросовестно. Долгих 14 лет отец Александр "тянул лямку" простого советского труженика, и только в 1951 году он получил приход в городе Троицк Челябинской области. В 1953 году батюшку за долгое и усердное служение наградили митрой. Надо сказать, что был известной фигурой в церковных кругах того времени, он вёл хорошее знакомство с протопресвитером Николаем Колчицким, управляющим делами Московской Патриархии, а также прекрасно знал всё высшее духовенство и мог охарактеризовать каждого иерарха Русской Православной Церкви.

Уникальное свидетельство из жизни протоиерея Введенского

Письмо о. Александра Введенского, написанное в 1953 году м.Антонии (Н. М. Желтовской), в котором речь идёт об образе Козельщанской Богоматери и судьбе М. В. Капнист.

"Здравствуйте, возлюбленная о Христе сестра Антония!

Приношу глубокое, сердечное спасибо Вам за письмо, внимание и исполнение моей просьбы. Хотя образ еще не получен, но я верю и надеюсь, что он будет, и тогда первые молитвы перед ним я вознесу за Владыку Паладия, за игумению Иннокентию, за Вас, сестра Антония, и за всех сестер Вашей обители.

Вы просите меня описать историю моего знакомства с Марьей Владимировной Капнист и ее последние дни жизни у меня. Извольте. Я с радостью делаю это, потому что история эта весьма знаменательна, поучительна и интересна

Когда я учился в 5 кл[ассе] Черниговской духовной семинарии, мне попалась в руки "История Козельщинской Б[ожией] М[атери]". Я прочитал и усумнился. Я не поверил, чтобы девушка, 2 1/2 года не владевшая ногами, сразу встала и пошла, едва приложившись к образу. И тут же решил, как Фома неверный: "Пока не увижусь с одним из свидетелей чуда, т. е. с очевидцем чуда, не иму веры". Таким образом червь сомнения закрался мне в душу и точил ее каждый год моей жизни. А образок все чаще и чаще попадался мне на глаза, напоминая о грехе моей юности. Например: когда я поступил в Московскую духовную академию, я спал рядом со своим товарищем, в изголовье которого висел образок Козельщинской Б[ожией] М[атери]. Родители невесты благословили меня К[озельщинской] и[коной] Б[ожией] М[атери]. Первый молебен, когда я назначен был законоучителем Одесской 2 гимназии, был заказан К[озельщинской] и[коне] Б[ожией] М[атери]. Первый вопрос, заданный мне в 8 классе учениками, был вопрос о К[озельщинской] и[коне] Б[ожией] М[атери]. Т. е. тот самый вопрос, который смутил мою душу. Знаменитый Фесенко, издатель хромолитографированных иконок, предложил мне написать краткую историю К[озельщинской] и[коны] Б[ожией] М[атери]. И так далее.

В 1920 г., когда хлынул поток беженцев в Одессу (в то время я был протоиереем Одесского собора), ко мне пришла одна беженка по фамилии Армашевская снимать комнату. Она понравилась мне, и комнату я сдал ей. Вечером того же дня она попросила меня на чаек. Я прихожу и вижу на стене образ К[озельщинской] и[коны] Б[ожией] М[атери]. Я немного смутился. Она заметила моё смущение и спрашивает, в чём дело. Я рассказываю ей то, что Вам сейчас пишу. И замечаю, как её лицо меняется, глаза наполняются ужасом, она схватывает голову свою руками, потом берет меня за руку и говорит мне:

- Господь услышал Вашу молитву. И перед Вами не свидетельница чуда, а сама виновница чуда. Я - Марья Владимировна Капнист.

- Но Ваша фамилия Армашевская? - спрашиваю я.

- Да, но это по мужу. Надо Вам сказать, что я, получив исцеление, дала Богу обет никогда не выходить замуж. Но нарушила этот обет, и как же Господь наказал меня. Мой муж оказался горьким пьяницей. От него я имею сына и дочь. Он умер от запоя. Потом я вышла замуж за профессора Армашевского , бывшего городским головою г. Киева. Как я любила его. Но его расстреляли и я бежала сюда.

- Так расскажите, как же Вы исцелились, - спросил немного пришедший в себя я.

- А вот слушайте. Я училась в Полтавском институте благородных девиц. Училась хорошо. Была общей любимицей. Меня чуть ли не на руках носили, п[ри] ч[ем] отец мой, когда приезжал в институт, то всем-всем подарки привозил: и подругам, и начальнице, и воспитательницам. Любимым моим занятием было прыгать по лестнице, по ступенькам сверху вниз. Сначала через две, потом через три. А раз перепрыгнула через пять. И впервые почувствовала боль в ступне ноги. Сначала скрывала эту болезнь. Но она становилась всё острее и больнее. Воспитательница обратила внимание, пригласила врача, и оказали первую помощь. Но боль не унималась. Появилась опухоль, стало выкручивать ногу. Пригласили профессоров из Киева. По делнем совещании забинтовали в гипс. Так пролежала до св. Пасхи. Родители мои собирались в храм. И меня звали. Но я подумала, что буду там всем в тягость, и не поехала. И хорошо сделала. Когда они уехали, со мною случилось новое несчастье. Вторую ногу стало выворачивать. И я пережила новые мучительные боли. Вызвали экстренно врачей и вторую мою ногу залили в гипс. И вот 2 1/2 года лежала я в гипсе, как труп. Сколько приезжало врачей из Москвы, Харькова, Киева, не помню уже. И вот как-то домашний фельдшер дал совет обратиться к парижскому профессору Шарко, слава которого гремела по всей Европе.

Может быть, у дочери Вашей болезнь возникла на нервной почве, - говорили фельдшера. Отец мой на всё готов был, лишь бы помочь мне. И он написал Шарко. Тот ответил, что специально в Полтаву не поедет, но в Москве готов осмотреть больную дочь. Назначен был день приезда Шарко в Москву. Начались приготовления к отъезду. Мучительные были дни. Мать почти оставила меня одну. А я каждую минуту зову ее посидеть, поговорить, успокоить. Наконец, мама устала от моих просьб и раз приходит и приносит мне образ Б[ожией] М[атери] и говорит:

- Маша, вот наш фамильный образ. И в нашей семье живет такое предание: если кто из больных приложится к образу и почистит его, тот обязательно выздоровеет. - С этими словами и подает мне образ Б[ожией] М[атери] - а я тут же подумала: хочет отвязаться от меня. Но я образ все-таки взяла и полотенцем отерла его и, усмотревшись в лик Божией Матери стала молиться:

- Пречистая Богомати! Я - калека. Мне горькая жизнь уготована. Возьми меня к Себе или восстави от одра болезни.

В один миг сильная боль, появившая[ся] в позвоночнике, заставила меня закричать и лишила меня сознания.

Все сбежались на мой крик. Я вскоре очнулась и почувствовала, что ко мне вернулась способность владеть ногами.

- Мама! Я исцелилась! - воскликнула я.

- Перестань, Маша, этим не шутят.

- Но посмотри, посмотри, я шевелю ногами.

Действительно, я исцелилась. Позвали врача, сняли гипс, я поднялась, села на кровати, а потом бросилась на шею матери. Но ноги ослабели, и я снова улеглась на постель. С этих пор я быстро стала крепнуть и к отъезду в Москву ходила, как и все.

Я не стану описывать, как мы поехали в М[оскву], что говорили профессора и что говорил Шарко. Скажу только, что Шарко сказал отцу: "Если бы не профессора, лечившие больную, то я не поверил бы Вам".

Весь 1920 г. М[ария] В[ладимировна] прожила у меня, на Кузнечной ул., д. 14, кв 19. Жила она тихо, спокойно, часто посещала церковь, а вечера проводила с моей семьей в душеспасительной беседе. К концу года появились у нее нарывы на голове и оч[ень] большие. Она почувствовала надвигающуюся и причастилась. Исповедь ее была на редкость глубокая - сердечная, христианская. Умерла в полном примирении со всеми. Последние ее слова были: "Господи, спаси от бед сестер моей обители. Батюшки, никогда не забывайте в своих молитвах моих дорогих сестер". И с этой молитвой умерла.

Похоронена она мною в 1921 г. на Одесском 3-м кладбище под фамилией Армашевская (по 2-му мужу).

Мир праху ея и вечный покой ея душе!

Письмо кончаю, а посылки с образом до сих пор нет.

Среди полтавского духовенства нет ли протоиерея о[тца] Григория Лысяка, моего бывшего сослуживца по Одессе? Пишут мне, будто он в Полтаве.

Еще одна просьба: 6/ХП по новому ст[илю] помолитесь о здравии моем.

Есть ли в Полтаве сушеные белые грибы и в какой цене? Я вышлю денег, и попрошу выслать 3 кг.

Душевно Ваш прот[оиерей] Ал. Введенский".

П. Н. "Только что получил повестку на Вашу посылку. Сколько радости, сколько благодарности наполняют мою душу. Глубокое, сердечное спасибо всем, порадовавшим меня.

Благодарим Вам молитвами"

Тридцатого июня 1953 года отец Александр становится настоятелем Михаило-Архангельской церкви в уральском городе Кушва. В период с 1957 по 1959 год он занимает должность благочинного 3-го округа Свердловской епархии. Именно "кушвинский" период в жизни батюшки особенно запомнился его внуку Михаилу Константиновичу Введенскому.

Свидетельство о Кушвинском периоде жизни А.П.Введенского из книги о почитаемом в курганской и шадринской епархии священнике Григории Пономареве

Протоиерей Александр Введенский

К моменту знакомства отца Григория и матушки Нины с протоиереем Александром ему шел уже шестьдесят второй год. Протоиерей Александр Введенский был из духовного сословия. Окончив Московскую Духовную Академию со степенью магистра богословия, он был рукоположен в сан священника и назначен законоучителем Одесской мужской гимназии. Позднее он - законоучитель Одесского реального училища и настоятель Вознесенской церкви города Одессы, а затем - настоятель Алексеевской церкви, там же. Не обошли батюшку и сталинские репрессии. С 1933 года он в течение трех лет трудился на Беломорканале как ссыльный.

Долгое время был на гражданской работе. Начиная с 1951 года отец Александр продолжает служение в Православной Церкви. Сначала он служит в городе Троицке Челябинской области. А позднее, в 1953 году, его назначают настоятелем Михаило-Архангельской церкви в городе Кушва Свердловской области. В это же время в кушвинский храм получает назначение и диакон Григорий Пономарев, только что вернувшийся с Севера. Тут и состоялось их знакомство, перешедшее в сердечную дружбу.

Близкому общению способствовало и то, что они жили в одном доме. Отец Александр с матушкой на втором этаже, а отец Григорий с семьей - на первом.

Кипучая энергия, с которой отец Григорий, истосковавшийся по приходской жизни, окунулся в церковные дела, очень радовала отца Александра и поощрялась им. Двух пастырей особенно сближало то обстоятельство, что оба они были из семей потомственных священнослужителей, оба претерпели гонения за исповедничество веры. Связующим звеном в их искренней дружбе явился, очевидно, и постоянный интерес отца Григория к богословским знаниям. У отца Александра была богатая духовная библиотека. Очевидно, она сохранилась еще с тех пор, когда он преподавал Закон Божий в одесских мужской гимназии и реальном училище. Об этом говорит и тот факт, что в архиве отца Григория находится несколько перепечаток из духовных книг, выпущенных еще до революции в Одессе.

Так, к огромной радости отца Григория, по прибытию из многолетней северной ссылки он получил редкую возможность пользоваться богатым книжным наследием, чудом сохранившимся во времена гонений. Отец Александр, несомненно, оказал большое влияние на формирование богословского стиля отца Григория. Возможно, что именно по его совету отец Григорий в первый же год после освобождения подал прошение на обучение в Ленградской Духовной Семинарии. Их ежедневные, скорее, ежевечерние беседы затягивались порой заполночь. Батюшка Александр был очень мягким, приятным в общении человеком. Приезжая в Кушву на каникулы из Свердловска, я всегда чувствовала какое-то особенное внимание и любовь, с которой меня встречали не только родители, но и отец Александр с матушкой. Отец Александр много лет, еще в годы своей жизни в Одессе, работал и общался с молодежью. В нем ярко ощущалась преподавательская жилка. Мы часто собирались за вечерним чаем в его доме. Сидя за этой неторопливой трапезой, мы подолгу беседовали, обмениваясь мнениями по разным вопросам. Устремив на меня живые, ласковые глаза, отец Александр вдруг неожиданно вопрошал: "А что думает по этому поводу наша молодая барышня?,). Я же, действительно еще очень молоденькая, почти подросток, бойко отвечала ему, воспринимая его как своего дедушку.

Примостившись на их старинном широком диване, куда матушка тут же приносила теплый плед, я прислушивалась к неторопливым и, как мне тогда казалось, "взрослым" разговорам. Отец Александр был потрясающий рассказчик. Слушая его, я внимательно разглядывала старинные фарфоровые "безделушки" в серванте, толстые золоченые корешки книг в шкафу и... плавно попадала в объятия сна. Меня так и оставляли спать до утра под мягким, уютным пледом.

Батюшка с матушкой очень любили детей. Не помню, чтобы к ним когда-то приезжали родные. Видимо, время и годы разлучили их с близкими, дорогими людьми, которые остались на черниговской и одесской земле - родине отца Александра. Отец Александр и его матушка были очень добрыми и гостеприимными людьми, в их доме всегда был уют и порядок. Но особенно они любили, когда в гости к ним приходили молодой диакон Григорий Пономарев и его матушка. Отец Александр, вынужденный оставить работу законоучителя, очень скучал по преподавательской деятельности, и их тесное общение с отцом Григорием, который был внимательным собеседником, в какой-то степени возмещало ему любимое учительство. К тому же, отец Александр был замечательным проповедником, и этому дару учился у него отец Григорий. Отец Александр служил в Церкви вплоть до 1962 года. Будучи настоятелем нижнетагильского Казанского храма, в 78-летнем возрасте он был почислен заштат. Скончался отец Александр в 1973 году в Екатеринбурге. Похоронен на Широкореченском городском кладбиrце. Упокой, Господи, душу этого светлого пастыря и его матушки.

Вот небольшой фрагмент из воспоминаний родного внука отца Александра. "Помню, как один раз в год на Рождество Христово нас с братом Виктором привозил к дедушке наш папа Константин Александрович. Мы приезжали на поезде до станции "Гора Благодать", где нас ожидала специально посланная дедушкой лошадка с санями. Кучер мчал её по заснеженным дорогам, и через некоторое время мы попадали в уютный дедушкин домик, который был небольшой, но достаточно крепкий: двор крытый, конюшня, тут же стоял автомобиль "Победа", на нем всё тот же кучер возил дедушку в Свердловское Епархиальное управление. Почему-то эта "Победа" мне запомнилась вся в птичьем помете, но, конечно, перед выездом её мыли. Мы с братом очень любили в ней сидеть, видимо, с тех пор и зародилась во мне любовь к автомобилям, впоследствии я стал профессиональным водителем.

Помню, как радостно встречали нас дедушка и бабушка Софья Максимовна, усаживали с дороги за стол, перед трапезой все молились и нас очень вкусно кормили. Особенно мне запомнилось, какой изумительный борщ с маслинами готовила бабушка. Перед обедом нам наливали по рюмочке Кагора.

Введенский Александр Иванович (30.08.1889, Витебск - 8.08.1946, Москва), один из основоположников обновленчества. Род. в семье преподавателя древних языков, впосл. директора гимназии, действительного статского советника. После учебы в витебской гимназии В. поступил на историко-филологический фак-т С.-Петербургского ун-та, в годы учебы часто посещал лит. салон Д. С. Мережковского и 3. Н. Гиппиус. В 1911 г. через газету «Русское слово» провел анкетирование неск. тыс. представителей интеллигенции с целью выявления причин широкого распространения неверия. В 1912 г. окончил ун-т, в том же году женился на дочери предводителя харьковского дворянства О. Ф. Болдыревой. В 1913 г. преподавал в витебской жен. гимназии, учился в кон-серватории. В 1914 г. экстерном сдал экзамен за полный курс в СПбДА, 27 авг. 1914 г. архиеп. Гродненским и Брестским Михаилом (Ермаковым) рукоположен во священника с назначением к церкви гвардейского запасного полка в Новгородской губ.

С 1 сент. 1915 г. по май 1923 г. служил в петербургской ц. во имя святых Захарии и Елисаветы. Являясь клириком Ведомства протопресвитера военного и морского духовенства (до 1918 Захарие-Елисаветинский храм был церковью лейб-гвардии Кавалергардского полка), выезжал на фронт, в 1917 г. призывал войска в Галиции продолжать войну во имя защиты революции. После Февральской революции стал одним из основателей и секретарем образованного 7 марта «Всероссийского союза демократического православного духовенства и мирян», в 1917 г. являлся также членом Всероссийского демократического совещания, заведовал внешкольным отделом Охтинского райсовета Петрограда, был близок к эсерам. Признал Октябрьскую революцию, проповедовал «христианский социализм». В 1918 г. под рук. В. выходила рассчитанная на массового читателя серия брошюр «Библиотека по вопросам религии и жизни». Опубликовал в издании об-ва «Соборный разум» свои сочинения «Социализм и религия» (Пг., 1918), «Паралич Церкви» (Пг., 1918), «Анархизм и религия» (Пг., 1918), в к-рых в негативном виде была представлена история христ. Церкви со времен равноап. Константина I Ве-ликого и критиковался принцип государственно-церковного союза. В период гражданской войны, сдав экстерном экзамены в неск. петроградских вузах, получил дипломы биолога, юриста, физика и математика.

В 1918-1922 гг. В. был активным инициатором разнообразных церковных мероприятий в Петроградской епархии, вместе с проф. Н. Егоровым участвовал в религ. диспутах, отстаивал христ. взгляды. В 1920-1922 гг. возглавлял созданные им Захарие-Елисаветинское братство и церковно-богословские приходские курсы. В апр. 1920 г. являлся председателем 1-й конференции петроградских братств, проведение таких конференций началось по инициативе В. Активная апологетическая и церковно-общественная деятельность В. способствовала его сближению с Петроградским и Гдов-ским митр. сщмч. Вениамином (Казанским), ставшим крестным отцом одного из сыно-вей священника. В 1921 г. В. был возведен в сан протоиерея.

18 февр. 1922 г. в газ. «Петроградская правда» была опубликована статья В. «Церковь и голод: Обращение... к верующим», содержавшая демагогические призывы и об-винения в адрес петроградского духовенства. В. настаивал на том, что главной задачей Церкви в условиях разразившегося в стране голода была помощь гос-ву в изъятии цер-ковных ценностей. Данная публикация была одной в ряду многих, появление к-рых предшествовало изданию 28 февр. декрета ВЦИК об изъятии церковных ценностей. В марте 1922 г. В. вошел в «Петроградскую группу прогрессивного духовенства» и 24 марта вместе с др. членами группы подписал провокационное и носившее характер до-носа «Воззвание группы священников» («Письмо 12-ти»), в к-ром содержались призывы жертвовать все церковные ценности на нужды голодающих и обвинения духовенст-ва в контрреволюционности и равнодушии к страданиям народа.

Почти сразу после своего начала кампания по изъятию ценностей стала сопровож-даться массовыми репрессиями духовенства, в связи с чем митр. Вениамин обратился к В. с просьбой стать посредником при переговорах с представителями власти. Однако деятельность В., открыто поддерживавшего власти, лишь ухудшила положение, и 10 апр. на собрании петроградского клира митр. Вениамин обвинил В. в предательстве, сказав, что по вине В. и А. Боярского арестовывают священников. 12 и 18 мая 1922 г. с одобрения и под контролем Антирелигиозной комиссии и ГПУ В. вместе с др. буд. дея-телями обновленчества священниками Е. Белковым, Боярским и С. Калиновским побы-вал у находившегося под домашним арестом Патриарха св. Тихона с целью убедить его передать им высшую церковную власть. Итогом этих встреч стало ужесточение усло-вий содержания под арестом Патриарха, перемещенного в Донской мон-рь, и образова-ние антиканонического Высшего церковного управления (ВЦУ), что означало организа-ционное оформление обновленческого раскола. 19 мая В. вошел в состав ВЦУ, неск. днями ранее - 13 мая он подписал воззвание «Верующим сынам православной Церкви Российской», к-рое было составлено новообразованной «инициативной группой про-грессивного духовенства» «Живая Церковь» и стало первым программным документом обновленчества.

Обоснованию деятельности по «обновлению» (фактически расколу) Церкви был посвящен ряд работ В. 1922-1923 гг.: «О социально-экономическом вопросе с точки зрения Церкви» (Живая церковь. 1922. № 2), «Что нужно Церкви» (Там же), «Церковь Пат-риарха Тихона» (М., 1923), «Церковь и гос-во: (Очерк взаимоотношений церкви и гос-ва в России, 1918-1922)» (М., 1923), «За что лишили сана бывшего Патриарха Тихона?» (М., 1923) и др. В своих спекулятивных построениях В. особое место уделял социальному аспекту, подчеркивая, что церковным идеалом являются всепрощение, отрицание классов и национальных различий, осуждение всех видов эксплуатации и насилия. Главный «грех... старой Церкви», по мнению В., заключался в том, что она не осуждала капитализм, между тем как «Церковь должна освятить правду коммунистической рево-люции», ибо в гос. сфере большевики, как писал В., «воплотили принцип социальной правды» и ближе, нежели предшествующие правители, «подошли к исполнению заветов Христа». Патриаршую Церковь В., переводя свои рассуждения в политическую плоскость, называл «боевым органом контрреволюции», «церковью контрреволюционеров», что, по мнению обновленца, с особой силой проявилось на Поместном Соборе 1917-1918 гг.

28 мая митр. Вениамин обратился к петроградской пастве с особым воззванием, в к-ром объявил о запрещении в священнослужении В. и др. членов ВЦУ и отлучении их от Церкви за учиненный раскол. На следующий день В. в сопровождении бывш. председателя петроградской ВЧК И. Бакаева посетил святителя, требуя снять запрещение. Митр. Вениамин отказался и 1 июня был арестован. В. неоднократно подчеркивал свою близость к органам гос. власти, в особенности карательным. На собрании петроградского духовенства 5 июня лидер обновленчества сделал доклад, в к-ром сказал, что расстрел 5 священников (2 июня 1922), после Московского процесса,- это ответ гос-ва на его, В., отлучение и что, если пастырское собрание не сделает правильных выводов из этого факта, то это будет последнее пастырское собрание в епархии (Из показаний прот. П. Кедринского на Петроградском процессе 1922 г.- Архив УФСБ по С.-Петербургу и Ленинградской обл. Д. 89305. Т. 17. Л. 75-76).

После совещания с др. викариями Петроградской епархии и по причине откровенного давления со стороны властей, угрожавших расстрелом митр. Вениамина, вступив-ший во временное управление Петроградской епархией Ямбургский еп. Алексий (Симанский) (впосл. Патриарх Московский и всея Руси) 4 июня снял с В. запрещение. На начавшемся 10 июня судебном процессе над митр. Вениамином и др. клириками и мирянами Петроградской епархии (см. ст. Петроградский процесс) В. намеревался выступать на стороне защиты, однако 12 июня, после первого заседания, выходя из зала суда, он был тяжело ранен в голову камнем, брошенным верующей женщиной. 6 июля, спустя день после вынесения судом смертного приговора митр. Вениамину и др. 10 обви-няемым, обновленческое ВЦУ постановило «лишить сана и монашества» осужденных клириков, а мирян - «отлучить от Церкви». Однако сам В. скорее всего не был причастен к принятию данного решения, т. к. находился на тот момент в тяжелом состоянии после травмы, а 25 июля уже ходатайствовал перед зам. председателя СНК РСФСР А. И. Рыковым о помиловании митр. Вениамина.

Наметившиеся к тому времени разногласия внутри обновленчества привели к образованию 20 авг. 1922 г. внутри «Живой Церкви» группы «Союза церковного возрожде-ния», к к-рой В. присоединился 5 сент. Однако из-за конфликта с лидером группы еп. Антонином (Грановским) в окт. В. оставил «Союз церковного возрождения» и вошел в группу «Союз общин древлеапостольской церкви» (СОДАЦ), программа к-рой носила откровенно антиканонический характер и включала требования «обновления религиоз-ной морали», введения женатого епископата, использования рус. языка за богослуже-нием, закрытия большей части «выродившихся» мон-рей, воплощения идей «христианского социализма» во внутрицерковной и общественной жизни, участие на равных правах клириков и мирян в управлении делами общин.

Отсутствие в СОДАЦ епископов вынудило В. восстановить общение с «Живой Церковью», и 16 окт. 1922 г. он вновь вошел в состав ВЦУ и стал заместителем председате-ля. Активно участвовал в работе обновленческого «II Поместного Собора» 1923 г., где 3 мая выступал с докладом, в к-ром настаивал на лишении сана Патриарха Тихона, называя Патриарха «изменником делу Христову». В тот же день «Собор» принял постановление, разрешавшее брак епископам, и 4 мая В. был избран «архиепископом Крутицким, первым викарием Московской епархии». «Хиротония» В., находившегося в брачном состоянии, прошла 6 мая в храме Христа Спасителя. В авг. 1923 г. он вошел в состав образовавшегося обновленческого «Священного Синода» в качестве 2-го замес-тителя председателя, возглавил в «Синоде» адм. и просветительный отделы и миссионерский совет. В нач. 1924 г. В. также было поручено заниматься зарубежными делами с возведением его в сан «митрополита Лондонского и всея Европы». Однако попытка обновленцев получить хотя бы один храм за рубежом претерпела неудачу, и в сер. 1924 г. В. был присвоен титул «митрополита-апологета и благовестника истины Христовой». На открывшемся 1 окт. 1925 г. обновленческом «III Всероссийском поместном Соборе православной Церкви» В. был избран «товарищем председателя Собора». Во вступительном докладе, открывая «Собор», В. зачитал заведомо ложное письмо обнов-ленческого «епископа» Николая Соловья о том, что в мае 1924 г. Патриарх Тихон и митр. Петр (Полянский) якобы послали с Соловьём в Париж вел. кн. Кириллу Владимировичу благословение на занятие царского трона. Как и мн. др. устные и печатные заявления В., это выступление имело характер доноса и послужило причиной скорого ареста митр. сщмч. Петра.

В 20-х гг. В. пользовался популярностью как проповедник и оратор, часто выступал с лекциями, участвовал в диспутах на религ. темы с наркомом просвещения А. В. Луна-чарским (диспуты: Христианство или коммунизм. Л., 1926; Личность Христа в совр. науке или лит-ре. М., 1928). Являлся профессором обновленческих Московской бого-словской академии и Ленинградского богословского ин-та. В 1924 г. обновленческой Московской академией был удостоен степени «доктора богословия», в 1933 г.- степени «доктора христианской философии», в 1932-1934 гг. возглавлял академию в качестве ректора.

После закрытия Храма Христа Спасителя в 1931 г. (В. служил в храме в кон. 20-х - нач. 30-х гг.) В. совершал богослужения в московских храмах: апостолов Петра и Павла на Н. Басманной ул., свт. Николая на Долгоруковской ул., Спаса на Б. Спасской ул. Со 2 дек. 1936 г. являлся настоятелем ц. во имя прп. Пимена Великого в Нововоротниковском пер. В 1935 г. вторично женился, оставаясь при этом «митрополитом». С апр. 1940 г. являлся заместителем обновленческого «первоиерарха» Виталия (Введенского). По-сле ухода последнего на покой В. был объявлен 10 окт. 1941 г. «святейшим и блаженнейшим первоиерархом московским и всех православных церквей в СССР». 13 окт. вместе с др. главами религ. конфессий (в т. ч. с митр. Сергием (Страгородским), буд. Патриархом Московским и всея Руси), В. был эвакуирован из Москвы в Ульяновск. В кон. окт. 1941 г. присвоил себе сан «патриарха» и 4 дек. 1941 г. инсценировал «патриаршую интронизацию», но из-за негативной реакции обновленческого духовенства был вынужден через месяц после «интронизации» отказаться от этого сана и оставил за собой титул «первоиерарха» и «митрополита».

В окт. 1943 г. В. вернулся в Москву, служил в ц. прп. Пимена Великого. Искал возможность воссоединения с Московской Патриархией, настаивал на своем принятии в сане епископа. Отказался от предложения, переданного через прот. Николая Колчицкого, стать после покаяния мирянином с предоставлением места сотрудника «Журнала Московской Патриархии». 8 дек. 1945 г. В. парализовало. Скончался вне общения с правосл. Церковью, завещал свой мозг Ин-ту мозга. Похоронен на Калитниковском кладбище в Москве. С кончиной В. обновленчество фактически прекратило свое существование.

Арх.: ЦГА СПб. Ф. 1000. Оп. 79. Д. 24. Л. 16-17; Ф. 7384. Оп. 33. Д. 245, 272; Ф. 9324. Оп. 1. Д. 5. Л. 4-12, 34-35.

Соч.: Божественная литургия и Иоанн Кронштадтский // Божия Нива. 1918. № 3-5. С. 37; Церковь и голод. Пг., 1922; Церковь и революция. Пг., 1922; Программа союза общин Древле-Апостольской Церкви // За Христа. Пермь. 1922. № 1-2. С. 22-24; Что нужно церкви? // Живая церковь. 1922. № 2. С. 2-4; Что должен сделать грядущий со-бор? // Там же. С. 4-6; О социально-экон. вопросе с т. зр. церкви // Там же. № 2. С. 14-18; Кто пойдет путем обновления церкви? // Живая церковь. 1922. № 3. С. 2-4.

Ист.: Устав гражданина белого духовенства «Живая церковь». Нолинск, 1922; Ко-заржевский А. Ч. А. И. Введенский и обновленческий раскол в Москве // ВМУ: Ист. 1989. № 1. С. 54-66; Акты свт. Тихона. С. 85-87 и др.; Чельцов М. П., прот. В чём при-чина церковной разрухи в 1920-1930 гг.. // Минувшее. М.; СПб., 1994. Вып. 17. С. 418-441; РПЦ и коммунистическое государство: 1917-1941. Док-ты и фотомат-лы. М., 1996; Политбюро и Церковь;

Лит.: Степанов И. О «Живой церкви». М., 1922; Окунев Як. «Смена вех» в Церкви. Х., 1923; Титлинов Б. В. Новая Церковь. М.; Пг., 1923; он же. Церковь во время рево-люции. Пг., 1924; Ильинский Ф. И. Правда церк. раскола. Козлов, 1924; Стратонов И. Русская церк. смута: 1921-1931. Берлин, 1932; Регельсон Л. Трагедия Русской Церкви, 1917-1945. П., 1977. М., 1996р; Краснов-Левитин А. Лихие годы 1925-1941. П., 1977; Брушлинская О. Остался нераскаянным // Наука и религия. 1988. № 6. С. 42-46; Очерки истории С.-Петербургской епархии. СПб., 1994. С. 247, 248, 258; Левитин, Шавров Очерки смуты; Шкаровский М. В. Обновленческое движение в РПЦ XX в. СПб., 1999; Черепенина Н. Ю., Шкаровский М. В. С.-Петербургская епархия в ХХ в. в свете архивных док-тов. 1917-1945. СПб., 2000. С. 49, 84, 102, 103, 215, 216, 228; Фирсов С. Л. Власть и верующие: из церк. истории // Нестор. 2000. № 1. С. 207-231; «Обновленческий» раскол. М., 2002.

Свящ. Георгий Ореханов, М. В. Шкаровский